Альфред Ван Вогт - Кот! Кот! / The Cataaaaa [= К-о-о-о-т, Коо-о-о-о-о-о-т!, Кошка-а-а, Ко-о-о-от!]
Всё это я заметил за несколько секунд. А потом существо шевельнулось.
Не торопясь, небрежно и свободно, оно встало, зевнуло и потянулось. Наконец, сделало шаг вперед. Женщины, собравшиеся в зале, заволновались, но служитель успокаивающе сказал:
— Всё в порядке, не беспокойтесь. Он часто так спускается и смотрит. Он не опасен.
Публика стояла неподвижно, пока Кот спускался с возвышения и приближался ко мне. Передо мною он остановился и с интересом оглядел меня. Потом осторожно отогнул полу моего пиджака и изучил содержимое нагрудного кармана.
Вынув почтовую карточку с фотографией Силки, которую я забрал с собой, чтобы выяснить, в чём дело, он долго её разглядывал и наконец подал Силки. Тот вопросительно взглянул на меня.
— Можно?
Я кивнул. Мне казалось, что я стал свидетелем драмы, смысла которой не понимаю. Я внимательно смотрел на Силки.
А он взглянул на снимок, и уже совсем было собрался вернуть его мне, когда вдруг замер. Потом резко отдернул руку и уставился на фотографию.
— О, Боже! — прошептал он. — Это же моя фотография.
Он не играл, удивление его было настолько искренним, что я поразился.
— Значит, это не ты отправил карточку? — спросил я. — Не ты писал эту чушь на обороте?
Силки молчал. Повернув карточку, он прочёл текст и покачал головой.
— Это какая-то бессмыслица, — пробормотал он. — Гм, её отправили из Марстауна. Мы были там три дня на прошлой неделе.
Он вернул мне карточку.
— Я её никогда прежде не видел. Странно…
Я поверил ему. Держа карточку в руке, я вопросительно взглянул на Кота. Однако существо уже перестало нами интересоваться. Оно повернулось, вновь поднялось на возвышение и опустилось в своё кресло. Потом зевнуло и закрыло глаза.
И это было всё. Мы вышли из шатра и попрощались с Силки. Я не придал особого значения этому эпизоду, а позднее, уже по дороге домой, он показался мне совсем пустяковым.
Не знаю, как долго я спал. Переворачиваясь на другой бок, чтобы снова погрузиться в сон, я заметил, что ночник горит, и резко сел в постели.
В кресле, не далее метра от меня, сидел Кот.
Вокруг была мёртвая тишина. Поначалу я не мог выдавить из себя ни звука. Мне вспомнились слова служителя, что Кот «…не опасен», но теперь я в это не верил.
Уже в третий раз это создание явилось ко мне: ведь это оно писало на стекле. Я вспомнил содержание последнего послания: «Кот хочет с тобой говорить», и испугался. Может ли быть, чтоб это существо говорило?
Неподвижность незваного гостя прибавила мне смелости.
— Ты можешь говорить? — спросил я, облизнув губы.
Кот шевельнулся, поднял лапу — неторопливо, как человек, не желающий вызвать переполох — и указал на ночной столик у моей постели. Проследив за его указательным пальцем, я заметил там, прямо под лампой, какое-то устройство. Из него донеслось:
— Я не могу издавать звуков человеческой речи, но ты сам можешь убедиться — передатчик отлично подходит для этого.
Признаться, я так и подпрыгнул на кровати; сердце у меня замерло и начало биться вновь лишь тогда, когда пауза затянулась, а со мной не произошло ничего страшного. Не знаю почему, но я считал, что общение со мной при помощи механического устройства чем-то мне грозит.
Полагаю, это сработал инстинкт самозащиты. Прежде чем ясность мышления вернулась ко мне, устройство на столике произнесло:
— Передача мыслей с помощью электронного устройства основана на использовании энергии ритмов мозга.
Это заявление задело меня. Я много читал на эту тему, начиная с реферата профессора Ганса Бергера (1929 год) о мозговых ритмах мозга. Там утверждалось нечто другое.
— А разве их электрический потенциал не слишком мал? — спросил я. — Кроме того, у тебя открыты глаза, а ритмы всегда искажаются, если глаза открыты. В сущности, центрам зрения подчинена настолько значительная часть мозговой коры, что ритмы вообще не обнаружимы.
Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас думаю, что сбил его с панталыку.
— Какие замеры проводились? — спросил он. Его интерес чувствовался даже без передатчика мыслей.
— Фотоэлементы намерили всего пятьдесят микровольт энергии, — сказал я, — в основном, в активных центрах мозга. Ты знаешь, что такое микровольт?
Он кивнул.
— Я не скажу тебе, какую энергию производит мой мозг, — произнес он после паузы. — Это может тебя испугать. Но не вся эта энергия является разумной. Я — студент, совершающий экскурсию по Галактике. Можно назвать ее последипломной практикой. Для нас, студентов, обязательны некоторые принципы… — Он прервался. — Ты открыл рот. Хочешь что-то сказать?
Я был буквально раздавлен…
— Ты сказал, по Галактике? — спросил я наконец.
— Да.
— Но… но ведь это должно длиться много лет! — Мой мозг напряженно работал, пытаясь толком осознать всё это.
— Мое путешествие продлится около тысячи лет вашего времени.
— Ты бессмертен?
— О, нет.
— Тогда… — Я замолчал, не в силах говорить дальше, и сидел с пустотой в голове, а Кот продолжал:
— Устав студенческого братства обязывает нас рассказать о себе одному местному существу, когда мы покидаем ту или иную планету. А также забрать с собой какой-нибудь сувенир, символизирующий цивилизацию существ, живущих на ней. Интересно, что ты предложишь в качестве сувенира с Земли? Это должно быть нечто такое, что сразу покажет доминирующее качество в характере вашей расы.
Это объяснение успокоило меня. Мои мысли перестали кружиться в безумном темпе, и я почувствовал себя гораздо увереннее. Сев поудобнее, я задумчиво погладил лицо, искренне веря, что выгляжу разумным существом, совету которого можно последовать.
Постепенно я начал понимать всю сложность проблемы. Я всегда считал, что человек — существо неизмеримо сложное. Как же можно выбрать всего одну черту в его богатой, сложной натуре и сказать: «Вот это и есть человек»?
— Может ли это быть произведение искусства, науки или что-то подобное? — спросил я.
— Что угодно.
Моя увлёченность ещё больше усилилась. Всем своим естеством я принял важность происходящего со мной. Нужно было, чтобы эта великая раса, которая путешествует вдоль и поперек Галактики, получила верное представление о человеческой цивилизации. Когда, наконец, я нашёл решение, то сам был удивлён, что это потребовало так много времени. Но я уже знал, что нашёл верный ответ.
— Человек, — сказал я, — испокон веков был существом религиозным. С незапамятных времён, слишком удаленных от нас, чтобы сохранились какие-либо записи, человеку требовалась вера. Когда-то он отождествлял веру с божеством стихии: бури, реки, растения, потом боги стали невидимыми. Сейчас же они вновь становятся ощутимыми — это система хозяйствования, наука. Человек поклоняется им, другими словами, относится к ним чисто религиозно.
